Кто к нам с чем зачем, тот от того и ТОГО.
Из-за дальних гор, из-за древних гор
Да серебряной плетью река Рассекала степи скулу.
Белый дрок в костер, бересклет в костер,
Над обрывом стою - Боги! Боги! Как берег крут!
Мертвой свастикой в небе орел повис,
Под крылом кричат ледяные ветра,
Я не вижу, но знаю - он смотрит вниз
На холодный цветок моего костра.
Мир припал на брюхо как волк в кустах,
Мир почувствовал то, что я знаю с весны -
Что приблизилось время Огня в Небесах,
Что приблизился час восхождения Черной Луны.
Я когда-то был молод - так же, как ты,
Я ходил Путем Солнца - так же, как ты,
Я был Светом и Сутью - так же, как ты,
Я был Частью Потока - так же, как ты!
Но с тех пор, как Она подарила мне взор,
Леденящие вихри вошли в мои сны,
И все чаще мне снились обрыв и костер
И мой танец в сиянии Черной Луны.
Я готов был собакой стеречь ее кров
Ради счастья застыть под хозяйской рукой,
Ради права коснуться губами следов
Мне оставленных узкою легкой стопой.
А ночами я плакал, и бил себя в грудь,
Чтоб не слышать, как с каждым сердечным толчком
Проникает все глубже, да в самую суть
Беспощадный холодный осиновый кол.
Бог мой, это не ропот - кто в праве роптать!
Слабой персти ли праха рядиться с Тобой!
Я хочу просто страшно, неслышно сказать -
Ты не дал, я не принял дороги иной.
И в этом мире мне нечего больше терять,
Кроме мертвого чувства предельной вины -
Оттого я пришел сюда петь и плясать
В восходящих потоках сияния Черной Луны!
Я пришел сюда из-за дальних гор,
Ибо ныне я знаю, что делать с собой.
В шесть сторон кроплю, обхожу костер,
Подношу к губам горьких трав настой.
Бог мой! Свастикой в небе орел повис,
Под крылом, крича, умирают ветра,
Вот Она подходит, чтоб взять меня вниз,
Чтобы влить в меня жажду рассечь себя!
Я раскрыл себе грудь алмазным серпом,
И подставил, бесстыдно смеясь и крича,
Обнаженного сердца стучащийся ком
Леденящим, невидимым черным лучам.
Ведь в этом мире мне нечего больше терять
Кроме мертвого чувства предельной вины,
Мне осталось одно - это петь и плясать
В затопившем Вселенную пламени Черной Луны!
(С) С.Калугин
Да серебряной плетью река Рассекала степи скулу.
Белый дрок в костер, бересклет в костер,
Над обрывом стою - Боги! Боги! Как берег крут!
Мертвой свастикой в небе орел повис,
Под крылом кричат ледяные ветра,
Я не вижу, но знаю - он смотрит вниз
На холодный цветок моего костра.
Мир припал на брюхо как волк в кустах,
Мир почувствовал то, что я знаю с весны -
Что приблизилось время Огня в Небесах,
Что приблизился час восхождения Черной Луны.
Я когда-то был молод - так же, как ты,
Я ходил Путем Солнца - так же, как ты,
Я был Светом и Сутью - так же, как ты,
Я был Частью Потока - так же, как ты!
Но с тех пор, как Она подарила мне взор,
Леденящие вихри вошли в мои сны,
И все чаще мне снились обрыв и костер
И мой танец в сиянии Черной Луны.
Я готов был собакой стеречь ее кров
Ради счастья застыть под хозяйской рукой,
Ради права коснуться губами следов
Мне оставленных узкою легкой стопой.
А ночами я плакал, и бил себя в грудь,
Чтоб не слышать, как с каждым сердечным толчком
Проникает все глубже, да в самую суть
Беспощадный холодный осиновый кол.
Бог мой, это не ропот - кто в праве роптать!
Слабой персти ли праха рядиться с Тобой!
Я хочу просто страшно, неслышно сказать -
Ты не дал, я не принял дороги иной.
И в этом мире мне нечего больше терять,
Кроме мертвого чувства предельной вины -
Оттого я пришел сюда петь и плясать
В восходящих потоках сияния Черной Луны!
Я пришел сюда из-за дальних гор,
Ибо ныне я знаю, что делать с собой.
В шесть сторон кроплю, обхожу костер,
Подношу к губам горьких трав настой.
Бог мой! Свастикой в небе орел повис,
Под крылом, крича, умирают ветра,
Вот Она подходит, чтоб взять меня вниз,
Чтобы влить в меня жажду рассечь себя!
Я раскрыл себе грудь алмазным серпом,
И подставил, бесстыдно смеясь и крича,
Обнаженного сердца стучащийся ком
Леденящим, невидимым черным лучам.
Ведь в этом мире мне нечего больше терять
Кроме мертвого чувства предельной вины,
Мне осталось одно - это петь и плясать
В затопившем Вселенную пламени Черной Луны!
(С) С.Калугин